Не верь. Не бойся. Не проси.
суббота, 03 марта 2018
Бей в барабан о своем доверии
к ножницам, в коих судьба материи
скрыта. Только размер потери и
делает смертного равным Богу.
(Это суждение стоит галочки
даже в виду обнаженной парочки.)
Бей в барабан, пока держишь палочки,
с тенью своей маршируя в ногу!
к ножницам, в коих судьба материи
скрыта. Только размер потери и
делает смертного равным Богу.
(Это суждение стоит галочки
даже в виду обнаженной парочки.)
Бей в барабан, пока держишь палочки,
с тенью своей маршируя в ногу!
четверг, 13 декабря 2012
10:23
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
И идешь, закусив в раздражении удила,
По десятому кругу эпистолярного ада
«Чмоки-чмоки, приветики, Саша, а как дела?
Очень нравится то, что ты пишешь, стишки что надо,
Твои сказочки, песни, истории и коты.
И неважно, что пялишь глаза в монитор устало:
У тебя-то, конечно, времени три состава,
Расскажи, где дают научиться писать, как ты!
Мне не жалко, дружок – всё поведаю от души.
Это просто, как печь пирожки – на, рецепт пиши/
Ямб тебе пятистопный, хорей тебе пятисложный?
Это так, сука, просто, что даже поверить сложно.
Это проще, чем сотне даосов прохавать Цы.
Когда думаешь – как это вытравить, чем бы сняться,
Когда ночью к тебе приходят и снятся, снятся
На поверхность дорогу скребущие мертвецы.
Когда воздух хватаешь в ознобе тягучем, колком,
Когда нервы – смотать в катушку и сдать в утиль,
Когда кожу пластами срываешь и воешь волком –
Вырабатывается особый, приятный стиль.
Когда голову судьбы чужие грызут, что вши,
Рифма лезет так ладно, ты знай успевай – пиши.
Если твари из древних легенд тебе до зари
Выжирают нутро: говори, вопят, говори,
Расскажи им про нас, жизни дай, облеки в слова!
Когда если не будешь писать – то стошнит, потащит,
И раскрутит, и выбросит камнем тебя из пращи,
И взорвется от слов ненаписанных голова…
Накорми пустоту с бесконечной ее утробой!
Видишь, это несложно. Попробуй, дружок, попробуй,
Открывай ноутбук и нажми на нем эникей.
Можешь также царапать на стенах, салфетках, коже,
И почувствуй, как это, когда не-писать не можешь.
Начинай хоть сейчас.
Только мне не пиши. Окей?
По десятому кругу эпистолярного ада
«Чмоки-чмоки, приветики, Саша, а как дела?
Очень нравится то, что ты пишешь, стишки что надо,
Твои сказочки, песни, истории и коты.
И неважно, что пялишь глаза в монитор устало:
У тебя-то, конечно, времени три состава,
Расскажи, где дают научиться писать, как ты!
Мне не жалко, дружок – всё поведаю от души.
Это просто, как печь пирожки – на, рецепт пиши/
Ямб тебе пятистопный, хорей тебе пятисложный?
Это так, сука, просто, что даже поверить сложно.
Это проще, чем сотне даосов прохавать Цы.
Когда думаешь – как это вытравить, чем бы сняться,
Когда ночью к тебе приходят и снятся, снятся
На поверхность дорогу скребущие мертвецы.
Когда воздух хватаешь в ознобе тягучем, колком,
Когда нервы – смотать в катушку и сдать в утиль,
Когда кожу пластами срываешь и воешь волком –
Вырабатывается особый, приятный стиль.
Когда голову судьбы чужие грызут, что вши,
Рифма лезет так ладно, ты знай успевай – пиши.
Если твари из древних легенд тебе до зари
Выжирают нутро: говори, вопят, говори,
Расскажи им про нас, жизни дай, облеки в слова!
Когда если не будешь писать – то стошнит, потащит,
И раскрутит, и выбросит камнем тебя из пращи,
И взорвется от слов ненаписанных голова…
Накорми пустоту с бесконечной ее утробой!
Видишь, это несложно. Попробуй, дружок, попробуй,
Открывай ноутбук и нажми на нем эникей.
Можешь также царапать на стенах, салфетках, коже,
И почувствуй, как это, когда не-писать не можешь.
Начинай хоть сейчас.
Только мне не пиши. Окей?
суббота, 16 апреля 2011
Его имущество – старая скрипка и тёплый плед, –
чтоб мог заснуть в произвольном месте любой страны.
А лучше всего он играет на тонущем корабле,
и знает это,
как знает четыре свои струны.
И музыка то струится шёлком, то бьёт как кнут,
лишает воли, уводит от пошлых земных забот.
Но тот, кто знаком с ним дольше пяти минут,
увидев его на борту,
никогда не взойдёт на борт.
чтоб мог заснуть в произвольном месте любой страны.
А лучше всего он играет на тонущем корабле,
и знает это,
как знает четыре свои струны.
И музыка то струится шёлком, то бьёт как кнут,
лишает воли, уводит от пошлых земных забот.
Но тот, кто знаком с ним дольше пяти минут,
увидев его на борту,
никогда не взойдёт на борт.
четверг, 07 апреля 2011
Говорят, что весна. Я синоптикам верю на слово.
Ими честно заслужен пропахший апрелем сестерций...
И в порядке вещей, если с ритма сбивается сердце;
я люблю тебя, жизнь, даже если ты снова и снова...
Наше прошлое вряд ли потянет на статус былого;
и напрасно пером ты к чернильнице тянешься, Герцен.
Мы искали и ищем. И значит однажды — обрящем.
Потому как весна. А весною нельзя по-другому.
Пусть журчат наши реки, покуда не впавшие в кому,
и стучит в наши двери умение жить настоящим
вместе с теплым дождем и воздушным коктейлем пьянящим,
и с безродной тоскою, ещё не набившей оскому.
Мы надеждой себя слишком долгие годы травили
и привыкли к манящему вкусу медового яда...
Уплывают, как дым, времена снегопада и града
в те часы, когда солнечный луч нас пронзает навылет.
На исходе привал. Лишь идущий дорогу осилит:
это лозунг для нас, для людей неособого склада.
Наши игры с тобой всё никак не сверстаются в роббер,
в чем изрядная прелесть. Не время ещё об итоге.
И, покуда застряли в пути погребальные дроги,
бес бушует внутри и грозит переломами рёбер.
Пусть растает, как тучка на небе, дождинка на нёбе.
Мне не хочется знать, что написано там, в эпилоге.
(с) rhyme addict
Ими честно заслужен пропахший апрелем сестерций...
И в порядке вещей, если с ритма сбивается сердце;
я люблю тебя, жизнь, даже если ты снова и снова...
Наше прошлое вряд ли потянет на статус былого;
и напрасно пером ты к чернильнице тянешься, Герцен.
Мы искали и ищем. И значит однажды — обрящем.
Потому как весна. А весною нельзя по-другому.
Пусть журчат наши реки, покуда не впавшие в кому,
и стучит в наши двери умение жить настоящим
вместе с теплым дождем и воздушным коктейлем пьянящим,
и с безродной тоскою, ещё не набившей оскому.
Мы надеждой себя слишком долгие годы травили
и привыкли к манящему вкусу медового яда...
Уплывают, как дым, времена снегопада и града
в те часы, когда солнечный луч нас пронзает навылет.
На исходе привал. Лишь идущий дорогу осилит:
это лозунг для нас, для людей неособого склада.
Наши игры с тобой всё никак не сверстаются в роббер,
в чем изрядная прелесть. Не время ещё об итоге.
И, покуда застряли в пути погребальные дроги,
бес бушует внутри и грозит переломами рёбер.
Пусть растает, как тучка на небе, дождинка на нёбе.
Мне не хочется знать, что написано там, в эпилоге.
(с) rhyme addict
воскресенье, 13 марта 2011
Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.
Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони...
Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.
Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.
Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони...
Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.
Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.
вторник, 18 января 2011
Как кололись осколки, расцарапав тебе ладони,
Как стекала вода по щекам и по волосам.
Ты не прав, Кай, не прав - не суди по его глазам,
Не суди по его улыбкам, он тоже давно всё понял.
Как болело и тлело, застывая пустой росой -
Как стонало и плакало, бежало к нему навстречу...
Ты не прав, Кай, не прав - это чувство у вас не лечат,
Лишь поэтому ты сидишь здесь совсем босой,
Лишь поэтому ты стираешь с оконных стекол
Отраженья его, лишь поэтому ты хранишь
Его только в себе, ты не прав, ты не прав, что к сроку
Не успеешь привыкнуть к сосулькам покатых крыш,
Ты не прав, что, увидев, не захочешь туда смотреть -
Где у краешка неба тень боролась с остатком света,
Где у краешка дня с каждым часом боролась смерть...
Где он вдруг подошел и закрыл от тебя все это.
Feyra (c)
Как стекала вода по щекам и по волосам.
Ты не прав, Кай, не прав - не суди по его глазам,
Не суди по его улыбкам, он тоже давно всё понял.
Как болело и тлело, застывая пустой росой -
Как стонало и плакало, бежало к нему навстречу...
Ты не прав, Кай, не прав - это чувство у вас не лечат,
Лишь поэтому ты сидишь здесь совсем босой,
Лишь поэтому ты стираешь с оконных стекол
Отраженья его, лишь поэтому ты хранишь
Его только в себе, ты не прав, ты не прав, что к сроку
Не успеешь привыкнуть к сосулькам покатых крыш,
Ты не прав, что, увидев, не захочешь туда смотреть -
Где у краешка неба тень боролась с остатком света,
Где у краешка дня с каждым часом боролась смерть...
Где он вдруг подошел и закрыл от тебя все это.
Feyra (c)
воскресенье, 02 января 2011
чё-то в свете всего несветлого вспоминается мне "Исполнитель желаний". получите - распишитесь.
и всем так больно, так больно.
и всем так больно, так больно.
вторник, 28 декабря 2010
ещё чуть-чуть, и это станет упрёком в мой адрес: "тебе ничего не нужно!" а мне было нужно совсем немного, но, как выяснилось, и по этому поводу можно сказать: "тебе что, больше всех надо?"
как обледенело-то всё на улице, пиздец.
как обледенело-то всё на улице, пиздец.
понедельник, 20 сентября 2010
Подарила мне мама однажды нож, с черным лезвием маленький воронок. Мать не знала, что я – наркоман и бомж, говорила – учись хорошо, сынок.
Брат мой старший лицом был похож на смерть; обещал взять на дело когда-нибудь. Он на звезды меня научил смотреть, и сказал, как из золота делать ртуть; научил различать он, где бред, где брод, где знак свыше, где просто дорожный знак.
А сестра говорила, что я урод, но уверен, она не считала так.
Трасса в небо идет, горизонт высок, вдоль дороги лежат черепа коров. Ветер здесь горяч, раскалён песок, и машина едва не скатилась в ров. Тормошу водителя – брат, не спать, до границы доехать – полдня всего. За рулем – мой младший, он пьян опять, и разбавлены спиртом глаза его.
Обернувшись, он мне говорит – «держись, не сдыхай, братишка!» А в окнах — тьма. Подарила мне мама однажды жизнь, но забыла в нагрузку додать ума. И в простреленном легком клокочет страх, заливает кровавая пена рот. Но со лба вытирает мне пот сестра. Говорит: «Если сдохнешь – убью, урод».
(c)
Брат мой старший лицом был похож на смерть; обещал взять на дело когда-нибудь. Он на звезды меня научил смотреть, и сказал, как из золота делать ртуть; научил различать он, где бред, где брод, где знак свыше, где просто дорожный знак.
А сестра говорила, что я урод, но уверен, она не считала так.
Трасса в небо идет, горизонт высок, вдоль дороги лежат черепа коров. Ветер здесь горяч, раскалён песок, и машина едва не скатилась в ров. Тормошу водителя – брат, не спать, до границы доехать – полдня всего. За рулем – мой младший, он пьян опять, и разбавлены спиртом глаза его.
Обернувшись, он мне говорит – «держись, не сдыхай, братишка!» А в окнах — тьма. Подарила мне мама однажды жизнь, но забыла в нагрузку додать ума. И в простреленном легком клокочет страх, заливает кровавая пена рот. Но со лба вытирает мне пот сестра. Говорит: «Если сдохнешь – убью, урод».
(c)
Эти ночи такие странные - в чёрно-белую с серым полоску, под довольной личиной гурманов поедающие капли воска с твоих пальцев, и на струнах моих в рваном ритме хардкора пляшут танец изломанных рун десять бешеных рук дирижёра. Десять бешеных слов, как контрольный в висок, десять резких разгневанных взмахов и шипение рвётся сквозь ткани кусок, и сквозь кожу ножи росомахи рефлекторно, обиженно льнут под столом к напряжённо натянутым бёдрам - так легко: взлёт - и песню споют, стальноглазым ужом проскользнув в твое тёплое горло...
... Ты кричишь, я молчу, я уже не шучу, мне, наверное, надо послушать, только я не хочу, я сжимаю свечу и упрямо пытаюсь ее разогнуть - с пальцев кончиков медленно капает ртуть, жжётся больно в ладонь непогасший огонь, и мешается с ним яркокрасная муть, затыкая сознанию уши.
Тёмно-синее небо, желтоогненный лес, право первой войти в свою чащу... не кричи, не кричи, мой растрёпанный бес, а не то тебя в чащу утащат и не спрашивай, кто меня вдруг подменил, кто порвал оголённые струны - я не знаю, не знаю я, кто это был и об этом стараюсь не думать. Тебя много, безумие новых идей, столкновение чистого с грязным, я прошла босиком по гнезду чёрных змей, я устала, мне хочется сказки, чтобы лечь и уснуть, в темноте, в тишине, чтобы пел колыбельную вечер - но ты снова меня прижимаешь к стене и трясешь как в припадке за плечи.
Это полный сумбур, бред, абсурд, ерунда, здравствуй тёплый, уютный дальхаус - я отвечу, стеку по стеклу как вода, спрячусь в пол, как испуганный страус: мне плевать. В меня некуда больше ложить свои чувства, желания, веру, уже впору на коже ножами писать "места нет, место не безразмерно". Мне плевать, мне плевать, мне на всё наплевать и давай не решать, а закончим, ведь в меня не вмещается больше душа, как варенье в надтреснутый пончик.
(с)
... Ты кричишь, я молчу, я уже не шучу, мне, наверное, надо послушать, только я не хочу, я сжимаю свечу и упрямо пытаюсь ее разогнуть - с пальцев кончиков медленно капает ртуть, жжётся больно в ладонь непогасший огонь, и мешается с ним яркокрасная муть, затыкая сознанию уши.
Тёмно-синее небо, желтоогненный лес, право первой войти в свою чащу... не кричи, не кричи, мой растрёпанный бес, а не то тебя в чащу утащат и не спрашивай, кто меня вдруг подменил, кто порвал оголённые струны - я не знаю, не знаю я, кто это был и об этом стараюсь не думать. Тебя много, безумие новых идей, столкновение чистого с грязным, я прошла босиком по гнезду чёрных змей, я устала, мне хочется сказки, чтобы лечь и уснуть, в темноте, в тишине, чтобы пел колыбельную вечер - но ты снова меня прижимаешь к стене и трясешь как в припадке за плечи.
Это полный сумбур, бред, абсурд, ерунда, здравствуй тёплый, уютный дальхаус - я отвечу, стеку по стеклу как вода, спрячусь в пол, как испуганный страус: мне плевать. В меня некуда больше ложить свои чувства, желания, веру, уже впору на коже ножами писать "места нет, место не безразмерно". Мне плевать, мне плевать, мне на всё наплевать и давай не решать, а закончим, ведь в меня не вмещается больше душа, как варенье в надтреснутый пончик.
(с)
суббота, 27 марта 2010
20:55
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
20:20
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 27 декабря 2009
ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне --
как не сказано ниже по крайней мере --
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым не видно конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
(c)
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне --
как не сказано ниже по крайней мере --
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым не видно конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
(c)
четверг, 24 декабря 2009
10:47
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра